Интервью с Валентином Михайловичем и Татьяной Никитичной Воробьёвыми

Я первый раз вхожу в этот дом. На пороге меня встречает семейная пара. Валентин Михайлович начинает петь гимн, и я сразу понимаю, что меня ждали, ощущаю радушную и гостеприимную атмосферу.

Валентин Михайлович, расскажите, как вы пришли к Богу.

Валентин Михайлович: Меня в 4 года вместе с моими братьями крестила мамина подруга, пока мама была на работе. Женщина пригласила священника в темных одеждах, и я, стоя в страхе, не понимал, что происходит.

Первый раз я узнал о Боге в 1942 году, когда Сталинград бомбили. Мы босиком бежали по стеклу разбитых бомбежкой окон. Я забежал в бомбоубежище, мама дала мне подзатыльник и спросила: «Где ты бегаешь? Я же переживаю за тебя!» А в это время старушки молились Богу: «Спаси нас и помилуй!» Тогда я первый раз услышал о Боге. Мне было 14 лет. Потом ранение, контузия. Война… Это чудо, что я вообще остался жив.

Я ни разу не видел крещение, но когда спросили, кто пойдёт первым, я бросился в воду с криком «Прощай, мир! Служу Господу!»

В 19 лет я приехал к маме на Кубань в станицу Лапинская. Мама как раз принимала крещение. Меня окружила верующая молодежь, и я стал посещать церковное собрание. Покаяние мое было в 1948 году, 9 мая, на День Победы. Я пришёл в собрание, и там говорилось слово, что когда войдёт в Царствие Небесное последний грешник, то всё закончится. В это время стал каяться один парень, а Дух Святой посетил мое сердце и сказал: «А если это — последний грешник?» И я покаялся.

16 мая меня приняли, и после собрания мы пошли на берег. На воде ещё плавали мелкие льдинки. Я ни разу не видел крещение, но когда спросили, кто пойдёт первым, я бросился в воду с криком «Прощай, мир! Служу Господу!» Это было посвящение на всю жизнь. Вот так я уверовал и стал христианином.

У вас были наставники?

Первым наставником у меня был Михаил Андреевич Вашнева, но недолго. Он уехал служить в другой город, а потом в Камышине на допросе его замучили. Он отошёл в вечность. Вторым наставником был у меня Матвей Степанович Пономарёв, он побудил меня впервые сказать слово в собрании. Как сейчас помню, что это было из Послания к Тимофею о том, что мы должны быть благопотребными сосудами, чтобы Бог нас мог использовать для Своего дела. Вскоре Матвея Степановича прямо с собрания забрали на третий срок поселения.

Однажды зимой комсорг говорит мне: «А, Воробьёв! Ну как, Господь — Пастырь твой?» А я ему отвечаю: «Да, Господь — Пастырь мой!»

Бог меня сразу провёл сквозь испытания, много было трудностей, переживаний, даже «волчий» билет. Меня забрали в армию, служил я на Камчатке. С собой я взял Новый Завет, мой блокнотик с песнями и стихотворениями и ленточку, на которой было написано «Господь — Пастырь мой». Всё это сразу отобрали. Но мне братья и сестры стали присылать письма, очень много писем. Я радовался этой поддержке и благодарил Бога.

Однажды зимой комсорг говорит мне: «А, Воробьев! Ну как, Господь — Пастырь твой?» А я ему отвечаю: «Да, Господь — Пастырь мой!» Он стал смеяться, но его никто не поддержал. Было холодно, но я понял, что возле их костра мне не дадут греться. Я пошёл в лес, упал на снег и стал молиться. И там я согрелся!

Семейные фотографии Воробьёвых
Семейные фотографии Воробьёвых

Татьяна Никитична, расскажите о своём детстве. Ваш папа был первым послевоенным пастором в Сталинграде. Как жилось верующим в те годы?

Татьяна Никитична: У Бога с самого начала был план для меня, еще до рождения. Я выросла в верующей семье, причем я была шестнадцатая у родителей. Десять моих братьев и сестер умерли еще в младенчестве, а мне Бог сохранил жизнь несмотря на голодные годы, в которые мы жили.

Времена были такие, что многие церкви были закрыты из-за политического режима. Но папа с нами дома всегда занимался, мы вместе Библию читали и молились. К нам приходил еще один брат, и они с папой всегда ставили на всякий случай самовар, чтобы выглядело это как чаепитие. Я любила всегда быть рядом с ними.

Папа с нами учил стихи, и когда мне было года четыре, я выучила стих про Рождество. В один вечер, когда у папы в гостях было его начальство, он попросил меня рассказать этот стих. Им понравилось, они подарили мне гостинцы. Папе в то время нельзя было рассказывать про Иисуса, а я — как ребёнок вроде.

Папа там стал много свидетельствовать о Боге. Получали люди похоронку с фронта, и папа к ним приходил, читал, пел песни, был утешением для людей.

Теперь я уже смотрю и вижу, насколько чуден и дивен план Божий! Мы перед войной приехали сюда в Волгоград, построили времяночку. Около нас была огромная яма, где раньше было овощехранилище. Туда во время войны загнали дальнобойное орудие, замаскировали, а наша комнатёнка была рядом. Никого из соседей не эвакуировали, а нас схватили и сказали, что таков приказ. Мы всё, что могли в руки взять, взяли и поехали. Нас переправили на другой берег ночью, потому что днём немцы баркасики эти топили.

Слава Богу, мы выжили, переправились на ту сторону и вместе с военными доехали до деревни Романовки, в которой я родилась. Папа там стал много свидетельствовать о Боге. Получали люди похоронку с фронта, и папа к ним приходил, читал, пел песни, был утешением для людей.

В 1944 году, когда мы вернулись в Сталинград, папу вызвали в «жёлтый дом» и стали спрашивать, верующий ли он. Он отвечал: «Верующий». — «А кого ты ещё знаешь из Сталинграда верующих?» — «Никого. Я только приехал».

У мамы всегда была готова сумочка с сухариками, фуфаечка, ботинки — всё приготовлено, чтобы сразу с собой взять.

Тогда они дали ему адреса верующих и сказали, что вышел приказ о том, что разрешено собираться и организовывать церкви. «Вот тебе двадцать адресов, иди и собирай». Папа пошел по первому адресу, а там восемь бабушек как раз молятся о брате-служителе. Они собрали двадцать человек, и началось служение.

А потом за папу взялись. Стали вызывать и допрашивать о Романовке, сколько он там собраний провёл и какой деятельностью занимался. Тяжело и трудно ему было, но он никогда не говорил об этом. Потом мама рассказывала уже после смерти папы. После войны работы не было, и он устроился пастухом. Вечером с поля идёт усталый, а его уже ждут на всю ночь с допросом. У мамы всегда была готова сумочка с сухариками, фуфаечка, ботинки — всё приготовлено, чтобы сразу с собой взять.

Как вы приняли Христа? Были ли у вас трудности, связанные с гонениями на верующих?

В те годы Господь коснулся и моего сердца. Имя Иисуса было давно уже для меня открыто, что Он Спаситель, но всё это было как-то размыто. И вот в один вечер идем с одной сестрой с вечернего собрания, я ее останавливаю и говорю: «Иисус умер за меня, за меня лично, ради меня Он все это терпел!» Вот так Господь открылся мне. Мне было четырнадцать, пятнадцатый год шёл. Я говорила Господу: «Прости меня, грешницу!» А все стоят и думают, какая же я грешница? А я вспомнила и непослушание маме, и всё остальное. Мне так страшно стало, ведь грех не меряется граммами и килограммами. Грех — это и есть грех! Господь простил меня и дал мне радость. Вот так я приняла Господа и ни разу не пожалела об этом решении.

«Я встретилась со Христом, и Он мне такую радость подарил, что вы можете с моей плотью делать всё, что хотите, но эту радость вам у меня не забрать. Не сможете!»

Я еще училась в школе, и было у меня такое желание говорить о Боге! Я была старостой и всем рассказывала. В сталинское время было тяжело жить всем верующим. Меня, когда я училась, старались на все атеистические лекции посадить, чтобы я слушала. Однажды вызвали в кабинет и угрожают:

«Ты знаешь, что мы можем тебя загнать туда, где Макар телят не пас?» Много что говорили, угрожали.

Я им в ответ говорю: «Верую я не по бабушкиным сказкам. Я встретилась со Христом, и Он мне такую радость подарил, что вы можете с моей плотью делать всё, что хотите, но эту радость вам у меня не забрать. Не сможете!»

После школы дважды старалась поступать — не смогла. Потом в железнодорожный техникум поступила. Там все должны были вступить в партию по окончании. Я с папой посоветовалась, и он сказал мне, чтобы я забирала документы. В то время так было: или диплом, или Бог. Я свой выбор тогда сделала. Тяжело было, но не жалею.

Расскажите о том, как создавалась ваша семья. Видели ли вы Руку Божью в этом?

Свадьба Воробьёвых

Валентин Михайлович: Когда я первый раз увидел Таню, она была еще девчонкой. Вскоре после этого я ушёл в армию, и там мне приснился сон. В восходящих лучах солнца я увидел свою Танюшку в брачном одеянии. Тогда я подумал, что это наша свадьба. После этого я ещё долго служил, про сон позабыл, а Таню, как я потом узнал, в это время чуть не выдали замуж. Но Бог всё усмотрел для нас, а нам нужно было довериться Его воле и ожидать Его ответа.

Я отслужил три с половиной года, и мне было 25 лет, когда я вернулся домой. Вопрос женитьбы стал конкретным, маму донимали вопросами, когда же её сын женится. Я стал молиться, и вот тут забытый сон привиделся мне снова, Бог напомнил его мне.

Тогда я стал молиться, уже не сомневаясь, и знал, что мы с Таней будем всю жизнь вместе. Перед самой свадьбой Танин отец сильно заболел, и мы хотели отложить свадьбу, но он настоял на том, чтобы мы ничего не откладывали. 11 июня у нас состоялась свадьба. Слава Богу! Бог нас благословил!

Спасибо за ваши рассказы о том, как Бог действовал в вашей жизни. Можете напоследок передать пожелание всем нашим читателям?

Валентин Михайлович: Лучшее пожелание — конечно, из Слова Божьего. «Верный богат благословениями» (Притчи 28:20), «Господа Бога святите в сердцах ваших; будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчёта в вашем уповании, дать отчёт с кротостью и благоговением» (1-е Петра 3:15). Добавить больше и нечего. Благослови вас Господь!

Впервые опубликовано на сайте «Баптисты Нижней Волги»


Опубликовано

Читайте также